Горшкова О.А.

Всему свое время

- Все взяла? – серьезно спросила мама.

- Кажется, да, - ответила Марина.

- Да ты же знаешь, - вмешалась бабушка, - она у нас очень практичная девочка, всегда прекрасно собирается и все продумывает лучше всех.

- Да, знаю. Но все равно волнуюсь. Как она там будет? Марин, это ж какой-то монастырь, как ты – ярая атеистка – могла согласиться туда поехать?! А если они тебя молиться заставят?

- Не заставят! – уверенно ответила дочь. – Я же православная, скажу, что не желаю молиться в их католическом монастыре! Да и вообще, у них там права человека хорошо соблюдаются, в частности, свобода совести. Хочу – верю, хочу – не верю! Ну, что, мам, ты закончила?

Мама протянула Марине только что довязанный шарфик из разноцветной шерсти.

- Держи. Смотри не простудись там!

Девушка взяла шарф, и побежала крутиться перед зеркалом.

Бабушка глубоко вздохнула. «Да, очень практичная девочка, реалистка. Ничего сверхъестественного, только то, что можно потрогать и увидеть. А законы Божьи – не что иное, как обычные человеческие законы, которым просто надо было как-то придать значимости. Вот и придумали какое-то неизбежное возмездие и всевышнее всевидящее око. Может, это ее на юридическом этому научили? Да нет, всегда ведь такая была, даром, что крещеная» - думала бабушка. Маринка своей практичностью пошла именно в нее, но при этом она не унаследовала ни тени бабушкиной набожности, наоборот, всегда смеялась, когда ей говорили о Божьем провидении.

- Ах, да-да, я забыла, Боженька покарает! – с усмешкой говорила она.

Это насмешливое «Боженька» всегда очень расстраивало пожилую женщину, но переделать эту девчонку, внушить ей хоть каплю уважения к чужой вере, если уж не саму веру, казалось, было невозможно.

И вот эта реалистка вдруг заявляет, что хочет поехать в духовное заведение во Франции, которое домочадцы сразу прозвали монастырем. На месяц, во время зимних каникул – поработать помощницей по кухне, а заодно посмотреть страну и подучить язык. Конечно, это было более чем удивительно до тех пор, пока она не сказала, что это находится во Франции. Ее давняя страсть к этой стране не была секретом ни для кого, и, конечно, она оказалась сильнее, чем непринятие всего духовного. Созидательное начало рано или поздно всегда побеждает разрушительное.

Долгие двое суток на автобусе, и вот она уже в Гренобле. Маринка в городском-то транспорте с трудом ездила, а уж такой длительный переезд стал для нее просто пыткой, которую она вынесла только благодаря огромному желанию побывать в этой стране, поговорить с этими людьми на этом языке. Мечта, к которой она стремилась всю сознательную жизнь, вот-вот должна была воплотиться, и у девушки захватывало дух от волнения. «Что-то случится в этом санктюэре» - думала она, не зная, как перевести это французское название.

Первое впечатление – женщина в одежде монашки вышла встречать ее к остановке автобуса. «Началось!» - пронеслось у нее в голове, но тотчас забылось, поскольку женщина обратилась к ней по-французски, и надо было сосредоточиться на том, чтобы отвечать ей.

Марину поселили в трехместную комнату, в которой уже жили две девушки-полячки. Каждое утро они вставали на полчаса раньше нее, чтобы помолиться. Они были очень набожными, как, впрочем, и все здесь. По вечерам они собирались своей небольшой компанией: молодежь – такие же иностранцы, как она, сестры, работающие здесь и один заезжий священник – отец Пьер. Пили чай и разговаривали. Французский язык и добрые люди – вот что звало Маринку каждый вечер приходить сюда, хотя она не знала, куда себя деть, когда все они молились перед принятием пищи.

Со временем отец Пьер стал присматриваться к этой милой девушке, приходить к ней в комнату и говорить с ней. Он очень удивился, узнав, что она неверующая, но, немного подумав, сказал:

- Значит, время еще твое не пришло. Тебе еще сложно это понять. Твои родители тоже атеисты?

- Нет. Но и не верующие.

- А их родители?

- Верующие.

- Вот видишь. Тут дело в эпохе. Ты родилась в очень сложное для твоей страны время. Веру в Бога, в чудо, в высшую силу искореняли из сознания вашего народа в течение 70 лет, внушая, что социалистическая власть – и есть высшая сила. А теперь у вас не осталось ни веры, ни социализма – вот ты и отрицаешь все духовное, потому что не знаешь, как справиться с тем, что видишь вокруг себя. И потому же восхищаешься чужой тебе страной. Тебе кажется, что она гораздо лучше твоей, но ты не знаешь ее по-настоящему, изнутри. Будь уверена, здесь тоже много проблем. И нам, французам, справляться с ними помогает вера в Бога.

Вскоре после этого отец Пьер уехал в свой монастырь и стал писать Марине письма. Почта во Франции работает превосходно, каждое письмо шло не больше двух дней, и переписка была активной. Он посылал ей открытки с изображениями святых, небольшие молитвы, называл «своей маленькой духовной дочкой» и просил читать эти молитвы каждый день. Она читала, говоря окружающим, что относится к этому просто как к упражнению по французскому языку. И все письма бережно хранила: все-таки она успела крепко привязаться к этому вечно улыбающемуся, но серьезному человеку, ставшему ей почти что другом.

Однажды она написала ему в письме, что мечтает увидеть Париж, но уже скоро уезжает обратно в Россию, и, наверное, не сможет этого сделать. Не на что ей, да и не к кому туда ехать. В следующем письме отец Пьер написал, что другая его духовная дочка в Париже будет рада принять ее у себя. И дал ее номер телефона.

Маринка не верила своему счастью. Она не могла понять, что заставляет его, по большому счету, совсем чужого ей человека, заниматься ее проблемами, помогать ей. И тем более, какое дело этой парижанке до какой-то незнакомой русской девчонки! Пускать ее к себе в дом бесплатно, да еще и встречать на станции!

Марина не могла понять, почему эти люди так добры к ней, но чувствовала благодарность, которую ей надо было как-то выразить. Она написала восторженный ответ отцу Пьеру, но почувствовала, что этого недостаточно. Ей хотелось выплеснуть свое счастье чему-то очень-очень большому, чтобы оно могло его вместить. И тогда она пришла в церковь, хоть и католическую, но какое ей было до этого дело? Неуверенной походкой она подошла к иконе Божьей матери, посмотрела ей в глаза и прошептала:

- Спасибо!

Никто не видел этого, и она никому потом об это не сказала. Девушка-парижанка оказалась действительно очень добросердечной и приняла Марину у себя как родную. И, конечно, она была глубоко верующей. Когда у нее было время, она водила свою гостью по известным улицам города и показывала старинные здания, а когда Марина гуляла одна, она даже иногда ловила себя на том, что скучает или думает о доме.

Гуляя по Парижу, она не раз заходила в церкви, и ей даже очень нравилось бродить по их тихим полутемным залам. Но позже она рассказывала, что эти церкви были для нее вроде музеев, что она всегда ощущала себя там чужой, и чувствовала, что своей ей не стать.

Когда она вернулась на родину, никто не заметил каких-то радикальных изменений. Она не обратилась к Богу и не взялась читать Библию. Но созидательное начало всегда рано или поздно побеждает разрушительное. Каждый день по вечерам она читает небольшую молитву на французском языке, хоть и говорит всем, что это лишь упражнение, а в Пасху сходила с подругой в церковь – освятить пасхальный кулич. Просто время ее еще не пришло. Пока.